Эксклюзивный грех - Страница 18


К оглавлению

18

Дима со списком в руках встал с дивана. Пошел на кухню. Взял сигареты и телефон (с некоторых пор он всегда клал трубку домашнего радиотелефона на “базу”) <См.: Литвиновы А, и С. “Проигравший получает все”>. По пути вглядывался в список. Среди тех пяти общих знакомых мамы и ее верной медсестры Раечки, что проживали в Москве, он лично знал троих. Эти трое присутствовали на поминках по маме. Одна – мамина двоюродная сестра. Вторая – гинеколог из последней поликлиники, где мама с тетей Раей трудились перед пенсией. Третий знакомый – очень навязчивый, яркий и благодарный больной, не знавший меры в цветах и конфетах. Кажется, он был слегка влюблен в маму и больше всех по ней во время позавчерашней тризны горевал. Звали его Семеном Яковлевичем.

"Вот с них мы и начнем. Может, кто-то из них видел что-то. Или что-то слышал. Или что-то знает – да сам значения тому не придает”.

Зазвонил мобильный телефон. Дима взглянул на определитель номера. На дисплее высветился домашний телефон Нади Митрофановой.

Дима догадывался, что означает этот звонок. Сегодня утром, когда он звонил в Склиф, знакомые врачи ясно дали ему понять: тетя Рая – безнадежна. Вопрос ее смерти – это вопрос дней или даже часов. Естественно, он не сказал об этом Наде.

Дима не взял трубку. Сейчас у него не было ни времени, ни сил, ни желания утешать малознакомую, милую и слишком серьезную Надю.

Однако номер справочной Склифа все же набрал.

– Митрофанова? Раиса Алексеевна? – растерянно переспросили на другом конце провода. – А вы кто ей будете?

– Коллега, – коротко ответил Полуянов, догадываясь, что его недобрые предчувствия оправдываются.

– Она скончалась. Сегодня, в двенадцать тридцать.

– Она.., она в сознание приходила? – зачем-то спросил Дима.

Справочная тетка сочувственно сказала:

– Не знаю, милый. Лечащему врачу звони…


Дима. Прошло три часа

Телефонные разговоры с московскими друзьями, общими для мамы и тети Раи, не дали Диме решительно ничего.

Было много соболезнований, отвлеченной болтовни, воспоминаний, сожалений, даже слез.., и только.

Ровным счетом ничего, что могло бы навести Диму на след убийцы (или убийц), он не услышал.

Телефонные беседы его утомили. Они слишком были похожи на интервью – то есть на его работу. К тому же эти интервью были совсем особенными – потому что он хотел узнать неизвестно что. И потому не знал, какие вопросы задавать собеседникам.

Дима вышел на кухню. Уже стемнело. Проклятый кот терся об ноги, клянчил пищу. Удивительно быстро животное забыло прежнюю хозяйку. И совсем о ней не тосковало.

Дима достал из холодильника баночку с салатом “оливье”. Позавчера, на поминках по маме, кто-то из хозяйничавших женщин заботливо переложил в баночку салат; дал Диме, сиротке, с собой домой. Кажется, это была тетя Рая.

Прямо из банки Дима поел салату. Салат уже (как обычно говаривала мама) “задумался” – но есть было можно.

Кажется, его затея с записными книжками и пересекающимися множествами не дала никаких результатов.

Впрочем, у него оставалось еще три фамилии. Две питерских и одна мурманская. Надо звонить по межгороду. Ничего, на три звонка он как-нибудь разорится. Тем более что уже восемь вечера – льготный тариф.

Дима вернулся в комнату. Набрал первый из петербургских номеров. Он принадлежал некоему Аркадию Михайловичу. Когда-то тот был главврачом поликлиники, где вместе работали мама и тетя Рая. Диме даже казалось, что в его смутных детских воспоминаниях этот Аркадий Михалыч присутствовал: усы как у Буденного, жесткие волосы, цепкие сильные руки. Кажется, он однажды приходил к маме домой с бутылкой коньяка и цветами, а маленькому Димочке принес резиновый четырехцветный мяч. Очень давно это было. Дима помнит, как мама смущалась, как Аркадий Михайлович щекотал его сильными пальцами, а потом, когда мама зашла в комнату поцеловать Димочку на ночь, от нее сильно и вкусно пахло коньяком. Папы тогда уже не было на горизонте.

Кажется, это был единственный визит Аркадия Михайловича к ним домой. А может, о прочих посещениях Димочка не узнал.

На другом конце линии, где-то в Петербурге, очень долго разливались длинные гудки. Дима уже хотел положить трубку, но тут вдруг ответили. Молодой, женский, суровый и грустный голос.

– Мог бы я поговорить с Аркадием Михайловичем? – ласково сказал Дима.

– А кто его спрашивает?

"Наверное, это дочь? Что ей говорить? Спрашивает сын давней любовницы Аркадия Михайловича? Или “давней подчиненной Аркадия Михайловича”? Звучит еще двусмысленней”.

– Это из Москвы звонят. Редакция газеты “Молодежные вести”. Специальный корреспондент Дмитрий, э-э, – Дима на всякий случай зажевал фамилию:

– П-ллл-анов.

– Аркадий Михайлович не может подойти, – прервал его женский голос.

– А когда он будет?

– Он скончался.

– Скончался?!

– Да.

– Простите… – пробормотал потрясенный Дима. – Приношу вам свои соболезнования… А давно, извините, он умер?

– Сегодня были похороны.

– Сегодня?!

– Да, молодой человек.

– Значит, он умер…

– Третьего дня.

– Вы меня простите, – торопливо проговорил Дима, – я спрашиваю потому, что когда-то, еще мальчишкой, хорошо знал Аркадия Михайловича – а вот теперь редакция поручила мне сделать очерк о враче, и я подумал: а почему бы не о нем… – “Ох, ну и вранье же! Впрочем, мне не привыкать”.

– Аркадий Михайлович не был врачом, – прервала его женщина. – Он был главным врачом. К тому ж он уже три года как на пенсии. Был на пенсии, – поправилась телефонная собеседница.

18