Эксклюзивный грех - Страница 47


К оглавлению

47

Я их неплохо знаю – это Ш., К, и Ж. Они не разлей вода, их еще “тремя мушкетерами” называют. Вместе учатся, вместе живут, вместе в стройотрядах и в СТЭМе…"

– А что такое СТЭМ? – спросила Надя.

– Студенческий театр эстрадных миниатюр, – пояснил Дима. – Что-то вроде КВНа. Не перебивай.

– Хорошо, – смиренно сказала Надя.

– “…Так вот, одного из них, Ш., изрядно, как говорят в простонародье, избили. Носовое кровотечение, рассечена бровь, гематома на щеке слева. Пальцевые следы на шее. Мы с Раечкой оказали ему первую помощь. Я сказала, что вызываю перевозку и отправляю Ш. в стационар. Он взмолился: нет, пожалуйста, не надо! Завтра экзамен! Последний!.. Спрашиваю: кто избил? За что? Ш. супится. Отвечает: избил неизвестный на улице, почему – не знаю. По лицу его вижу: врет. Выглядываю в коридор, там К. и Ж. ждут, как верные оруженосцы. Выпроваживаю из кабинета избитого, вызываю К. Допрашиваем его вместе с Раечкой, что называется, с пристрастием. Тот наконец признается, как дело было. Выгоняю его, завожу в кабинет Ж. – тот подтверждает слова К. Снова наседаем на Ш. – тот тоже говорит всю правду… В то же время все трое, включая избитого, умоляют меня: не отправлять Ш. в больницу и не давать делу хода. Чего, мол, не бывает… Ничего им не обещаю. Впрочем, отпускаю Ш. домой, то есть в общагу, и предписываю ему постельный режим. Категорически рекомендую лежать, не вставая, ничего не читать, ни к какому экзамену не готовиться. Завтра тихонечко идти сдавать. Говорю: что успел выучить, то и выучил. И никакого алкоголя после сдачи!..” – Дима закончил чтение и резюмировал:

– Вот такая кровавая драма.

– Мало ли драк в общагах бывает, – пожала плечами Надя.

– Много, – охотно согласился Дима. – Но вот смотри: здесь есть позднейшая приписка. Сделана маминой рукой. – И он протянул тетрадку через стол.

Надя глянула: другими, красными, чернилами был обведен инициал студента “К.”, красная линия от инициала тянулась к полям, а рядом написано: “Тот самый?"

– “Тот самый”… – вслух повторила она. – Кто – “тот самый”?

– А я знаю? – хмыкнул Дима. – Что за манера: не писать настоящие фамилии. Даже в дневнике. Подумаешь: врачебная тайна! Клятва Гиппократа!.. Кстати, посмотри – там есть еще одна приписка.

Действительно: поперек тетради, на полях, было что-то написано малоразборчивым почерком – чрезвычайно меленькими, совсем крошечными буковками. Запись явно относилась к истории с дракой: о сем свидетельствовала стрелка, ведущая к данной записи. Надя повернула тетрадь на девяносто градусов, напрягла глаза и с трудом разобрала: “История получила неожиданное продолжение. Долгое время я была не уверена, правильно ли я поступила. Теперь перечитала свою запись и снова уверилась: абсолютно правильно”.

– Какое “продолжение”? – вслух размыслила Надя. – Что такого сделала Евгения Станиславовна? Правильного или не правильного?

– Тайна. Страшная тайна общежитского подвала, – пожал плечами Дима вроде усмешливо – однако Надя видела, что он не может скрыть разочарования. – Но, – резко сменил он тему, – что-то мы здесь засиделись. Я уже снова есть захотел… Девушка! – крикнул он возникшей вдали официантке.

Когда та, покорно улыбаясь, подошла, скомандовал:

– Еще два кофе и две порции взбитых сливок.

– Нет! – горячо воскликнула Надя. – Сливки – одни!

* * *

Дима покончил со сливками (с видимым удовольствием, обжора!) и попросил официантку принести счет. Глянул на часы:

– Ого! Уже половина седьмого!.. Значит, слушай, Надюха, мою команду. Сейчас разбежимся. Я потащусь домой, то есть в гостиницу, поработаю дальше над мамиными дневниками…

– А я? – обиженно сказала она.

– А ты, извини, поработаешь над моим кошельком. Не ходить же тебе в одних и тех же, пардон, трусах? Мы, похоже, в Питере надолго застряли.

Надя начала хмуриться. Полуянов сделал отстраняющий жест.

– И свитерок себе купи. Не будешь же ты в одном, – снисходительный кивок в район ее груди, – вечно щеголять!

– Но…я…

– Отставить разговорчики. На завтра у нас большие планы. А ты – в несвежем свитере. Что люди подумают?!

Надя машинально взглянула на рукава. Что он врет? Ничего свитер не грязный! Но как же она себя глупо чувствует! Дима, конечно, прав. Запасная одежда ей нужна. Но какой ощущаешь себя идиоткой, когда нет денег…

– Все. Дискуссия окончена, – подытожил Дима. – Пройдемся сейчас вместе до Гостиного, я “капусту” с карточки сниму. И куражься себе. Баксов на сто-двести.

– Дима… – смущенно сказала Надя. – Извини, конечно.., а чего ты так деньгами швыряешься? Много зарабатываешь?

– Раз в десять больше тебя, – отрезал он. – Могу себе позволить. Да не щемись ты. Разбогатеешь – отдашь.

Надя не знала, каким образом она сможет разбогатеть. Но покорно кивнула. Она обязательно отдаст ему деньги! Слава богу, не из тех, кто одалживается.

Дима облегченно вздохнул:

– Ну и чудненько. Закончишь с магазинами – возвращайся в университет, в гостиницу. Потом вместе в маминых дневниках покопаемся. Дорогу в Купчино найдешь?

Что было отвечать? Оставалось только кивнуть.

* * *

Дима раскинулся за начальственным столом в роскошном кабинете гостиничного номера. Кожаное кресло Димочке здорово шло. И вообще выглядел он бодренько – хотя шел уже двенадцатый час, а ночью в поезде они болтали до самой Твери. А Надя еле удерживалась, чтоб не закрыть глаза и не провалиться в сон прямо здесь же, на кабинетном диванчике. В отличие от Димы, сладко храпевшего от Твери до самого Питера, она уснула только после Бологого. А встала – не было семи утра… А потом такой насыщенный день: джип, гостиница, главврач, архив, прогулка по Питеру, изучение дневников в ресторане… И наконец, самое нелюбимое занятие: хождение по магазинам в “экономном режиме” – чтоб выбрать и недорогое, и симпатичное… А Димка, гад, глянул на ее обновку и едко прокомментировал: “Слишком широкий свитер. Тебе, Надежда, вещи в обтяжку покупать надо! М-м, персик!.."

47