Полуянов ласково взял ее за руку, вложил в ладонь какую-то твердую бумажку.
– “Мариинский театр. П. Чайковский. Лебединое озеро. Ложа литеры Д. первый ряд, места 1,2”, – прочитала Надежда.
– Ой, Дима… – радостно выдохнула она.
– Что – “ой, ой”, – проворчал он. – Время уже – шесть двадцать. Опять тачку ловить придется. Надя радостно схватила его за руку:
– Димочка, милый, спасибо! Как ты узнал, что я от Мариинки без ума?
– А девчонки все балет любят, – пожал он плечами.
– А ложа Д. это где? Наверху, в ярусах?
– Обижаешь, подруга. Говорю ж тебе – царская. Там, где цари сидели. Александры – первый, второй, третий, четвертый…
– Где ж ты такие билеты взял?! – с придыханием спросила Надя.
– С шести утра в очереди стоял. В театре, – не моргнув глазом, соврал Дима и браво выдержал Надюшин восхищенный взгляд. Он не стал говорить, что билеты ему достали помощники ректора гуманитарного профсоюзного университета. Похоже, именем Запесоцкого открывались в Питере любые двери.
Надя с Димой сбежали по широкой полутемной лестнице главного корпуса Технического университета. Полуянов галантно распахнул перед девушкой тяжелые дубовые двери. Потом взглянул на часы, полушепотом чертыхнулся, бросился к проезжей части – голосовать. Пробормотал: “Хоть бы иномарку какую остановить!"
Пусть сидеть им и предстояло в царской ложе, балет в Мариинке ради них не задержат.
Море, пляж, яркий день. Ослепительно серебрится вода. Песок, глубокий и мягкий, пропитался полуденным солнцем. Ужасно жарко! Ни ветринки, ни зыби, ни ряби. Нужно в тень, она рядом, вот уже огромные кроны пальм совсем близко, только чуть-чуть откатиться…
Надя вздрогнула и проснулась. Никакого моря – она в гостинице, в полумраке роскошной спальни, возлежит на мягчайшем ложе. Только спит совсем не по-королевски, на самом краешке двуспальной кровати. Лежит поперек, а ноги почти касаются пола. Едва не грохнулась!
Она с облегчением откинула жаркое одеяло и взглянула на часы: семь утра. За окном уже рассвело, а в спальне темно, сонно. Осеннее питерское утро тусклое, слабенькое – никак ему не пробиться сквозь темные гардины. Ну и шторы в этой гостинице! За такими можно целыми днями спать… Только спать некогда, дел полно. Надя сама себе удивлялась: откуда такой азарт? Откуда столько желания выяснить правду, да побыстрей? Что с ней случилось? Такой активной она сроду не была… Дима, что ли, на нее так действует?
Надя бодро выпрыгнула из постели. Кофейку? Нет, после. Это некоторые без кофеина и шагу ступить не могут. Сначала – в ванную: вымыть голову, умыться, надраить зубы… А кофий они потом вместе с Полуяновым выпьют.
Впрочем, добудиться Полуянова оказалось непросто. Местный телефон в его номере не отвечал, пришлось долбить в дверь. Дима, заспанный и взлохмаченный, возник на пороге минут через пять упорного, методичного стука. Увидел Надежду, охнул, прошлепал обратно в постель, простонал:
– Ну чего т-те неймется…
– А кофе готов, – сообщила Надежда. Чашечка с кофе стояла покуда под Диминой дверью, заботливо укрытая блюдцем. Надя занесла напиток к нему в комнату. Полуянов, не открывая глаз, повел ноздрями.
– Две ложки, как ты учил. И сахару – ровно столько же, – сообщила Надежда.
Она уже усвоила: Полуянов спросонья злой, с утра его нужно улещивать и всячески демонстрировать покорность и ангельский характер.
Дима принял кофейную чашку, отхлебнул. Не открывая глаз, начальственно пробасил:
– Неплохо… Ну, каково на дворе? Приоткрыл один глаз и подмигнул. Ученость свою демонстрируете, господин журналист? Ха!
– Сыро, ваше превосходительство, – закончила цитату из “Записок сумасшедшего” Надя.
Полуянов распахнул заспанные очи, покровительственно кивнул Надежде:
– Молодец, знаешь.
– А я вообще много чего знаю. Надя присела на краешек его узкой, холостяцкой койки. Спросила вкрадчиво:
– Ну что, шеф, какие будут указания? Дима не уловил иронии в ее голосе.
– Сначала – завтрак. Распорядись подать в кабинет. А потом распределим фронт работ.
– Слушаюсь, босс, – улыбнулась Надя. – Завтрак будет через десять минут.
Она подхватила чашечку из-под кофе и покинула полуяновский номер. У входной двери украдкой обернулась. Дима уже скинул одеяло. Надя снова увидела его стройные, поросшие курчавыми волосами ноги и успела заметить, что спит Полуянов без трусов. Она поймала себя на непривычной, крамольной мысли:
"А я чего всю жизнь в пижамке парюсь?! Тоже буду теперь голяком спать”.
За завтраком Надя и не вполне проснувшийся Полуянов о делах не говорили. Пересказали друг другу сны (ничего интересного), традиционно обругали питерскую погоду (густой, влажный, смурной день). Наконец Дима отодвинул тарелку и закурил. Надя уже знала: это сигнал к началу работы.
– Хочешь, я к Коноваловым сама поеду? – немедленно предложила она.
– Ты-ы?! – Дима противно оттопырил нижнюю губу, посмотрел на Надежду скептически:
– А ты справишься?
– А чего бы мне и не справиться? – пожала плечами. – Адрес у нас есть, имена родителей – тоже. Чего же тут сложного? Приеду, попью с ними чайку, поговорю…
Полуянов хмыкнул:
– Чайку попьешь? Это вряд ли. Скорее всего, пошлют тебя куда подальше.
– А тебя они не пошлют? – ласково поинтересовалась Надя. И примиряюще добавила:
– Тут ведь как повезет. И тебя могут послать, и меня…
– Меня – не по… – попытался встрять Дима. Надя не дала ему договорить, продолжила свою мысль:
– Но мне почему-то кажется, что родителям Лены Коноваловой будет приятно. Просто поговорить с кем-то. Помянуть дочку. Повспоминать.