Эксклюзивный грех - Страница 90

Вопреки договоренности, Дима двигался не направо от входа, в сторону метро, а налево – на Тверскую. Что, от расстройства все планы забыл? Надя опять подавила желание подбежать к Полуянову, схватить его за руку. Держалась метрах в пятнадцати сзади, добросовестно вертела головой. Вроде бы никому до них дела нет.

До Тверской по Георгиевскому переулку рукой подать. Дима вышел на дорогу и поднял руку. Машину ловит! Да что с ним такое? Они же совсем по-другому договаривались! И как ей, Наде, прикажете поступать? Тоже ловить машину и ехать за ним? Бред какой-то.

Повинуясь полуяновскому взмаху, притормозило желтое такси-“Волга”. Надя, в недоумении, в отчаянии, подошла совсем близко. Услышала, как Дима отрывисто сказал водиле: “К Белорусскому, сто!"

– Дима, погоди!

Он обернулся – удивленно, будто видит ее впервые. Лицо недовольное, злое. Типа: “Только тебя мне тут не хватало”. Сквозь зубы велел:

– Прыгай назад.

Надя, обиженная, ничего не понимающая, плюхнулась на заднее сиденье, Дима сел впереди, и такси резво сорвалось с места.

– Что случилось? – немедленно потребовала ответа Надя.

Полуянов обернулся к ней. Сухо ответил:

– Ничего.

И мимолетным движеньем прижал палец к губам. Господи, на нем же лица нет! Не иначе Котов послал его ко всем чертям. И Полуянов, всегда-все-умеющий Полуянов, отчаянно переживает.

– Да не расстраивайся ты так, Ди… Полуянов резко схватил ее за плечо, прошипел:

– Ты можешь помолчать?! Хоть чуть-чуть, а?!

– Не смейте обижать девушку, – вдруг строго сказал водитель, и Надя бросила ему благодарный взгляд через зеркальце заднего вида. Ну и хам этот Полуянов! Уже посторонние люди ему замечания делают!

Надя обиженно откинулась на своем сиденье. А Дима пробормотал:

– Виноват…

И добавил жалобным голосом, обращаясь к шоферу:

– Голова трещит, понимаешь… Перебрали с мужиками вчера. А она все чирикает и чирикает.

– Бывает, – философски кивнул водитель. Надя оскорбленно отвернулась, стала глядеть в окошко. Мимо пронесся снисходительный Пушкин, неухоженное здание гостиницы “Минск”…

– Останови, – внезапно приказал Дима. Машина обиженно пискнула тормозами. Полуянов швырнул водителю стольник – за пару километров езды по прямой, подумать только! Точно сбрендил!

– Что у тебя, крыша совсем поехала? – зло выкрикнула Надя, когда они оказались на мостовой, а такси влилось в плотный поток машин.

Никогда в жизни она не говорила так зло и громко, даже прохожая бабка на нее оглянулась. Дима промолчал, взял ее за руку, потянул в сторону метро “Маяковская”. Тихо произнес:

– Только не ори. И не останавливайся. Котова убили.

Надя охнула, замерла на месте. Спросила первое, что сорвалось с языка:

– Кто?! Кто убил?

– Сказал же тебе, не тормози, – досадливо и устало сказал Полуянов. – Похоже, что убил его я.

И Тверская словно взорвалась миллионом осколков. Дома, люди, осенние листья, пятна реклам, разноцветье машин… Город обратился в липкую, дрожащую массу. Надя барахталась в ней, ловила ртом воздух и понимала, что задыхается в этом клейком желе. “Не может быть!” – такая простая фраза, а сказать ее нету сил… Что это с ней, обморок? Но она вроде не падает… Но как бы хорошо было опуститься сейчас на асфальт, прижаться щекой к прохладной земле… Надя почувствовала, как ее подхватывают сильные руки, куда-то ведут… И под ногами топорщится тротуар, и улица все кружится, кружится…

Очнулась она в полумраке какой-то кафешки. Темно-бордовый интерьер, тяжелые пыльные портьеры, в углу на подставке бурчит старенький телевизор. На столе исходят паром чашечки с кофе, а Полуянов сидит рядом, взволнованный и сердитый.

– Ну что, отошла? – ворчливо спросил Дима, поймав Надин осмысленный взгляд.

– Да, все нормально, – пролепетала она. В кафе противно, душно и дымно, но, по крайней мере, ничего вокруг больше не качается.

– Дохлятина, – продолжал сердиться Дима. – И без того дело швах – а тут еще с тобой возись.

– Что.., что со мной было?

– В обморок чуть не грохнулась. Посреди Тверской. Поплыла, размякла… Царевна! Хорошо, я тебя до кафе доволок.

Дима внимательно посмотрел на нее. Неожиданно улыбнулся. И почти ласково добавил:

– Эх, ты…

Она улыбнулась в ответ. Господи, до чего же здорово, что мир вокруг не расплывается, не растекается, не меркнет… Надя хотела спросить: “Так что же с Котовым?” Но вместо этого вдруг произнесла:

– Дим! Давай водки выпьем! Нет у нее больше сил жить в этом мире – где следят, преследуют, убивают…

Брови Полуянова усмешливо приподнялись:

– Ба, что я слышу! Тургеневская девушка желает откушать водочки! А на часах и двух нет!

"Как хорошо, что он шутит! Не хочу сейчас говорить о Котове, обо всем этом, не хочу!"

– Можно подумать, ты сам водку не будешь, – ворчливо проговорила Надя.

Как хорошо, что они сидят в тихой кафешке, за мирным грязным столиком, и говорят о пустяках!

– От водки никогда не откажусь, – признал Дима.

И немедленно отправился к стойке.

"Может быть, он меня разыграл – насчет Котова? – думала Надя, наблюдая за Полуяновым. – Вовсе Димка и не нервничает. Скалит зубы с барменом. А что, шуточка вполне в его духе. Довел меня до обморока – а сам веселится”.

Дима бодрым шагом вернулся к столику.

– Смотри, Надька, какой раритет, – весело сказал он. Продемонстрировал ей два мутных граненых стакана и общепитовскую тарелку, полную кривобоких соленых огурцов. – Кто б мог подумать, что в центре столицы такие кафешки остались! Надо взять на заметку.

Полуянов еще раз метнулся к стойке и притащил графинчик с водкой.